максим иванов
Адреса Виктора Цоя в Петербурге
Писатель и краевед Максим Иванов проведет вас по адресам Цоя — через роддом в парке, клуб на курьих ножках, баню на Ветеранов, кафкианскую кочегарку в Уткиной заводи — прямиком до Камчатки.
Максим Иванов
об авторе
Максим Владимирович Иванов. Родился в Ленинграде 5 июля 1976 года в семье медицинской сестры и строителя. В 2003 году окончил институт им. А. И. Герцена, специализация история России. Работал в исторических архивах Санкт-Петербурга. В начале 2000-х в издательстве «Европейский дом» вышли две книги: «Лютеранский квартал в Петербурге» (2003 г.) и «Соборная мечеть в Петербурге» (2006 г.). Готовит путеводитель по ленинградским адресам Виктора Цоя, разработал и запустил экскурсию по данной теме, ведет проект на фейсбуке «С Цоем по Питеру».
ГЛАВА 1
Дом с детством
Вопреки расхожему мнению, Виктор Цой провёл детство не в знаменитом доме со шпилем на Бассейной, 41, а в совершенно в другом — но тоже в Московском районе. Надо сказать, что Московский район долгое время не отпускал Виктора: в разное время он здесь жил по пяти адресам. Не считая роддом, который находился также в этом районе, на Кузнецовской улице, 25. Здание и по сей день существует, но в его стенах сегодня находится частная кардиологическая клиника.
Роддом в парке Победы на Кузнецовской, 25. Ныне — кардиоклиника
В июне 1962 года новорождённого Витю привезли в дом по адресу Московский проспект, 193. Здесь, в квартире под № 132, на втором этаже в небольшой двухкомнатной квартире жила мама Виктора со своими родителями, сестрой и мужем Робертом. Самое время сказать пару слов о родителях Виктора. Мама, Валентина Васильевна, урождённая Гусева, — русская, молодая учительница физкультуры, отец, Роберт Максимович Цой — этнический кореец, родился и воспитывался в Казахстане, в городе Кзыл-Орда. Он был родом из зажиточной семьи весьма строгих нравов. Роберт Максимович приехал учиться в Ленинград в Военно-механический университет. Валентина Васильевна окончила школу при институте Лесгафта, после чего её распределили на работу в Карелию, в сельскую школу. Там он встретила новый 1961 год и будущего мужа. Роберта привёл его друг, тоже из Военмеха, который тогда ухаживал за подругой Валентины. В руках у Роберта оказалась гитара и. завязался роман. По воспоминаниям Валентины Васильевны: «Вот так гитара вошла в мою жизнь». Роберт был младше Валентины на год. Забегая вперёд, скажем, что обе будущие жены Виктора Цоя тоже были его немногим старше.
Дворец бракосочетания на Английской набережной
Свадьба не заставила себя ждать. Брак зарегистрировали 13 февраля 1961 года в только что открывшемся Дворце на Английской набережной. И ещё одно совпадение: Виктор и его первая и последняя законная жена Марианна тоже поженились в феврале, но двадцать три года спустя, в 1984 году. Валентина Васильевна вспоминала свою встречу с Робертом Максимовичем так: «Он ничего из себя был: для корейца довольно высокий — метр семьдесят пять, стройный, я-то метр пятьдесят шесть… Короче говоря, мы приехали домой, и он у отца стал просить мою руку. Мне было приятно, конечно: он учился в Военмехе, будущий инженер, приятный, интеллигентный. Короче говоря, мы пошли подавать заявление. А тогда как раз открылся Дворец бракосочетания на Английской набережной, и мы 13 февраля 1961 года расписались. Ну, замуж я, наверное, хотела. А почему быстро так — Дворец только открылся, и народу там было мало. Роберт хотел поскорей, предложили 13-е число, понедельник, потому что никто не хотел, а нам всё равно было. Вот так и записались». Свадьбу сыграли в тайне от казахских родственников Роберта и какое-то время скрывали.
В семье Роберта Максимовича желали в качестве невестки видеть кореянку из социально близкой семьи. Но судьба распорядилась иначе. Роберт Максимович вспоминал: «Родители мои, как все родители, наверное, имели в виду совсем другую судьбу для меня. Всякая национальная община хочет, чтобы своя община развивалась. Все нации хотят, чтобы на своих женились, правда ведь? А мы, молодёжь, в то время всем по семнадцать-двадцать лет было, все разлетелись, в основном в Москву и в Ленинград на учёбу. А где тут кореянок взять? Их тут не больно много. И потом мы тут уже обрусели окончательно».
И вот, в тесной двухкомнатной квартирке на Московском проспекте в июне 1962 года появился новый жилец — тёмненький раскосый мальчик. Родителям приходилось много работать, и поначалу с маленьким Витей сидела мама Валентины Васильевны. Затем наняли знакомую нянечку. А когда Вите исполнился год и четыре месяца, его отдали в ясли, которыми он, надо сказать, не был вполне доволен. По крайней мере, он там всё время плакал, и его приходилось забирать пораньше.
Итак, вернёмся к дому на Московском проспекте, 193. Дом этот — величественный и эффектный со стороны Московской площади и аскетичный со двора, где до сих пор существует, уже в современном виде, детская площадка, на которой играл маленький Витя.
Дом №193 на Московском проспекте
Давайте посмотрим на дом со стороны. Переместимся на Московскую площадь и расположимся спиной к памятнику Ленину и монументальному Дому советов. Теперь нам виден дом № 193. Правее через Ленинский проспект — почти точная его копия, дом-близнец под номером 191. Оба в «московском» стиле — стиле сталинского неоклассицизма. Московский проспект изобилует подобными домами, которые характеризуют высокая этажность, углублённые, как бы глубоко посаженные балконы, полуциркульные окна, декоративная лепка и рустовка. Глядя на эти дома, невольно вспоминается Москва. Московский проспект в том виде, в котором мы сейчас его наблюдаем, — результат послевоенной застройки, преимущественно 1950-х годов. На бывший проспект им. Сталина имелись грандиозные планы застройки.
Арка дома №193 на Московском проспекте
Интересующий нас дом строился с 1953 по 1956 год. В 1957 году он распахнул двери новосёлам. Над проектом домов-близнецов трудились архитекторы С. Б. Сперанский и предположительно И. В. Райлян. Это был комфортабельный дом, может, и с не очень большими квартирами, но с высокими потолками и толстыми стенами, общей площадью 13 993 кв. м, рассчитанный на 170 квартир. Оба дома — кирпичные, облицованы светлой керамикой и частично внизу тёмно-красным гранитом. На первых этажах, как и сейчас, располагались магазины. В частности, в доме № 193 был большой гастроном с мясным и вино-водочным отделами. И снова обратимся к воспоминаниям Валентины Васильевны, маме Виктора Цоя: «Мы всю жизнь прожили в Московском районе. Я Витю принесла из роддома в дом, который напротив Ленина стоит на Московской площади. Московский, 193, мы все там жили с родителями в двухкомнатной квартире. Сестра моя ещё жила там, которая сейчас парализована. <…> С родителями мы жили до 1966 года. За это время мы построили кооперативную квартиру <…> Я по лагерям ездила с Витей на руках — зарабатывала. Отец с матерью помогали мне, конечно, с Витей сидели немножко. Работала физруком, вожатой. А Роберт ездил в Воркуту зарабатывать на шахту, но работал там инженером, а не как чернорабочий. В общем, как-то скопили, немножко заняли и купили двухкомнатную квартиру».
Итак, в доме 193 по Московскому проспекту, в густонаселённой двухкомнатной квартире (шесть человек) маленький Витя Цой прожил до четырёхлетнего возраста, с 1962 по 1966 год. После чего он с родителями переехал в новый кооперативный дом на проспекте Космонавтов. Это следующий адрес, к которому мы перейдём, а пока представим, где здесь мог гулять маленький Витя с родителями. Это, прежде всего, детская площадка во дворе дома. Она сохранилась и по сей день, лишь немного осовременилась. Проезд между Московским проспектом и домом. Для прогулок вполне подходила Московская площадь у памятника Ленину. Вполне вероятно, что и парк Победы тоже был в числе прогулок.
ГЛАВА 2
Дом со шпилем
Дом со шпилем или «генеральский» дом на Московском проспекте, 190 — самый известный адрес Виктора Цоя в Ленинграде. Здесь он жил не с самого рождения, а лишь с пятнадцатилетнего возраста — с 1977 года по 1982 год.
До этого Виктор сменил три адреса в Московском районе. Этот дом — четвёртый. Вообще, надо сказать, Московский район любил Цоя. Всё детство, юность — здесь. До этого он жил с мамой (к тому времени разведённой) в однокомнатной квартире на Пулковской улице, 17. А ещё ранее, на проспекте Космонавтов, 76 и Московском проспекте, 193.
Школа №22 по улице Фрунзе
Переезжая из одной квартиры в другую, Виктору приходилось менять и школы. В 1977 году мама Виктора, Валентина Васильевна, решила съехаться с сестрой и мамой. Её папа недавно умер, а сестра болела. Путём обмена всем получилось объединиться в трёхкомнатной квартире на втором этаже дома, который в народе громко называли «генеральским». Он выходил на Бассейную улицу под номером 41. В графе «прописка» в паспорте Цоя значился не Московский проспект, 190, а Бассейная улица, 41.Валентина Васильевна вспоминала: «В восьмом классе мы опять переехали, он опять пошёл в другую школу, мы у парка Победы стали жить, в Доме со шпилем. Отец мой умер, и мы с матерью и сестрой Верой объединились и переехали в эту квартиру. И тут Роберт вернулся…» Действительно, отец Виктора Роберт Максимович почти одновременно с переездом в дом со шпилем вернулся в семью, из которой ушёл четырьмя годами ранее. Школа, о которой говорит Валентина Васильевна, под номером 507 в двух шагах от дома — на Фрунзе, 22.
История Дома со шпилем имеет довоенную историю. Его, вернее два соседствующих дома (Бассейная, 41 и Московский проспект, 190), начали строить буквально за год до войны, в 1940−41 году по проекту А. И. Баранникова. Затем строительство по понятным причинам приостановилось, и возобновилось уже после войны, окончательно завершившись в начале 1950-х годов. Между этими домами образовалось небольшое расстояние, которое в 1953 году заполнила башня в стиле сталинского неоклассицизма, декорированная по периметру скульптурами — матроса с якорем и женщины с веслом. Над проектом этих фигур работали скульптор И. В. Крестовский и архитектор Л. М. Хидекель.
Откуда взялась морская тематика? Она — результат грандиозного плана строительства Южного обводного канала, который должен был соединить Неву и Финский залив. Канал планировалось провести через артерии бульвара Красных зорь, улиц Турку, Бассейной, Червонного казачества, затем — через Ленинский проспект и далее в залив. Проект был по меньшей мере фантастический, но реализовать его не удалось. Нет сомнений, что при советском режиме он был бы осуществлён. Кроме того, в доме располагалось общежитие Адмиралтейского завода — поэтому связь башенных скульптур с навигацией выглядела вполне уместно.
Дом со шпилем на Бассейной, 41
По углам башни располагались пирамиды с шарами, на каждой из которых сидел символ мира — голубь. Башню венчает шпиль с золочёной звездой. Изначальный проект башни был иной — более монументальный и официозный. Место шпиля и звезды должна была заменить фигура человека, который держит над собой макет корабля. Но возобладала архитектурная скромность — шпиль и звезда. Общая высота дома со шпилем — 76 метров.
Почему же дом называли «генеральским»? Это, скорее, относится к стереотипу и людской молве, что, мол, в дом в первую очередь вселяли элиту — профессоров, инженеров, руководителей предприятий. В Доме со шпилем действительно жили конструкторы, инженеры, главный бухгалтер ДЛТ, преподаватели Института авиаприборостроения. В 1950-х годах здесь получил квартиру приятель Евгения Шварца, театральный критик и литературовед Евгений Колмановский. Но кроме элиты квартиры в доме получили и простые советские граждане — учителя, маляры и пр. Советский принцип, озвученный Шариковым в «Собачьем сердце» — «взять и поделить» — по всей видимости, имел и обратное действие. Официально в Советском союзе все были равны.
Какие учреждения, помимо жилых квартир, располагались в доме по Московскому проспекту, 190? Иными словами, что видел пятнадцати-восемнадцатилетний Виктор, выходя из дома на прогулку? Районная парикмахерская № 176, чебуречная, приёмный пункт химчистки, филиал Московского универмага № 14 «Русский лён», детское кафе «Чебурашка».
Дом со шпилем на Бассейной, 41
В трёхкомнатной квартире в Доме со шпилем проживали пятеро: сам Виктор, его родители и сестра с бабушкой. Причём отдельная комната была только у последних. Средняя, проходная, — у Виктора и дальше — комната родителей. Таким образом, Витя всегда был на виду. Может, отсюда идёт некоторая его интровертность. По воспоминаниям школьного друга Виктора Дмитрия Белова Цой жил «на втором этаже, в невзрачной коммуналке, там и сейчас под окошками остановка 63-го и 13-го автобусов». Это правда, остановка этих автобусов существует здесь и по сей день. По поводу «невзрачной коммуналки», вероятно, это школьный взгляд на квартиру, где на небольших метрах постоянно присутствовало много народу. Мама Вити, папа, тётя, их друзья. Вероятно, отсюда и идёт ощущение коммуналки. Алексей Пугачёв, художник и приятель Цоя, вспоминает: «Когда я приходил к нему домой, он тогда жил у Парка Победы на Московском проспекте, то всюду — на стенах, на мольберте, даже на полу, — лежали его рисунки. Не заметить их было просто невозможно». Отец Виктора, Роберт Максимович, так описывает квартиру: «Квартира была довольно большая, но две комнаты были проходными и только одна изолированная. В ней мать с сестрой жили. А Витя в проходной, на диване. У него больше всего радости было, когда мы уходили куда-нибудь или уезжали, тогда он хозяином оставался. А мы по молодости рыбалкой увлекались. Как только выходные дни, в пятницу в пять часов вечера мы уже уезжали с Валентиной, а сестры с матерью — их и не видно было. И Витька в квартире хозяином оставался. Как только мы уезжали, к нему друзья-приятели приходили. Мы ему, конечно, на эти три дня оставляли денежку какую-то, которую он тут же… Но порядок был».
Дом Цоя часто был полон народа. Во-первых, домашние. Бабушка и тётя часто приглашали гостей в свою комнату. Андрей Панов (Свин), знаменитый лидер группы «Автоматические удовлетворители» и близкий друг Виктора, также оставил воспоминание об этой квартире и её обитателях: «Еще у него были бабушка и тетя. Я их видел разок. Бабушка и тетя работали в столовой. Обе они по матушкиной линии. Они жили в дальней комнате. Пили они только портвейн, водку не пили. Цой рассказывал, что они на Новый год купили 15 бутылок портвейна и выпили. Один раз я сам заглянул к ним в комнату, а там портвейном весь пол уставлен и сидят бабушка и тетя. Во люди!»
Отец Виктора одно время каждое воскресенье устраивал гостевые вечера. Приглашались его друзья, коллеги по работе, накрывался стол, шли обычные для такого вечера разговоры о политике и бытовых мелочах. В основном это был мужской коллектив. Роберт Максимович, этнический кореец из Казахстана, прекрасно готовил, что придавало таким вечерам определённый шарм.
Дом со шпилем на Бассейной, 41
Нельзя не сказать и ещё об одном проходном адресе, который сыграл в жизни юного Цоя определённую роль. Это дом по соседству, на Бассейной, 53. Обычный дом, прозванный в народе «домом на курьих ножках»: он стоит на железобетонных опорах, напоминающих ноги. Дом также называли «дворянским гнездом» или «домом еврейской бедноты», поскольку был кооперативным и строился на средства работников трёх организаций — ленфильмовцев, геологов и малахитовцев. Дом построили в 1968 году два архитектора С. Б. Сперанский и А. Д. Кац. На крыше этого дома школьник Витя учился курить. Может, не столько учился, сколько успешно практиковался со своими друзьями. Дмитрий Белов, школьный приятель Виктора, оставил вот такое трогательное воспоминание:
«Наше послешкольное времяпровождение часто проходило на крыше красивого большого дома напротив парка Победы. Огромная плоская крыша была покрыта рубероидом и толем. Это было что-то типа клуба, тем более тогда не было ни маньяков, ни бомжей, и выходы на крышу были открыты. Просто с двенадцатого этажа выход на технический этаж и там дальше — на саму крышу. Шикарный вид на город… <…>Там было здорово и летом, и зимой. Мы скидывались все по какой-то мелочи и покупали пачку сигарет. Старались курить „Век“. 35 копеек они стоили. Если не было спичек, мы рассаживались рядком втроем или вчетвером. Кто-то первый на улице прикуривал сигарету, докуривал её, закуривал второй, от него третий, потом четвертый. А там уже и первый опять мог начать хотеть курить. И вот пачка вылетала за два часа, и мы вели какие-то интересные разговоры.»
В Доме со шпилем, на Бассейной, 41, в квартире под номером 8, Виктор Цой прожил до осени 1982 года. К этому времени у него уже бурный роман с Марианной, и молодым нужен свой угол. Они решают жить вместе и находят съёмную квартиру, которая вовсе не случайно находится там же — на Московском проспекте, в двух остановках от «генеральского» Дома со шпилем. Более того: в соседнем доме от того, где Виктор провёл первые годы своей жизни.
ГЛАВА 3
Дом с кочегаром
«Я хочу быть кочегаром, кочегаром, кочегаром!
Работать сутки через трое, через трое, через трое…»
Это строчки из короткой шутливой зарисовки Виктора Цоя, написанной в середине 1980-х и при этом никогда не исполнявшейся в знаменитой котельной «Камчатка». В трудовой биографии Виктора Цоя было две котельной. Первая — в 1984 году и вторая — в 1986.
Надо сказать, что для людей творческих в 1970−80-е годы это было идеальным местом работы. Во-первых, броня — никто не придерётся, что ты безработный, то есть тунеядец, а значит, уже уголовная статья не грозит. Ещё Борис Гребенщиков пел: «Поколение дворников и сторожей». Во-вторых, подобная работа высвобождала массу свободного времени. Ну, и зарплата, конечно. Пусть, небольшая, но позволявшая худо-бедно существовать. Поэтому многие представители андеграунда — музыканты, художники — стремились устроиться на такую работу. Но это вовсе не означает, что это было легко. Иногда требовался блат.
Кочегарами, сторожами и прочее работали многие известные музыканты — Борис Гребенщиков, Майк Науменко и, конечно же, Виктор Цой.
Друг Виктора Цоя Сергей Фирсов тоже сохранил воспоминания об этой котельной. По его словам, там вместе с Цоем работала весёлая бабка, которая «виртуозно матюгалась и постоянно играла на балалайке очень классно». Цой даже брал у неё уроки. В этой котельной Виктор с друзьями встречал новый, 1985 год. Судя по всему, это была действительно жуткая грязная кочегарка, не приносящая ничего, кроме копоти.
Таллинские бани на Ветеранов, 89/2
Первый опыт работы кочегаром Виктор Цоя приобрёл осенью 1984 года. Виктор женится на Марианне, он — звезда питерского андеграунда, надо где-то работать. К тому времени он уже покинул и реставрационные мастерские Екатерининского дворца в Пушкине, и садово-парковое хозяйство на Каменном острове и устраивается кочегаром на тароремонтный завод № 1 в Уткиной заводи на правом берегу Невы, который изобилует бесконечными промзонами, до которых и сейчас невозможно добраться. Это была богом забытая кочегарка посреди складов. Марианна Цой, жена Виктора, вспоминала: «Котельная, где работал Цой, находилась в жутком месте, которых в Питере пруд пруди. С одной стороны — кладбище, с другой — парк, вокруг какие-то руины, где стаями бегали бродячие собаки. Огромный пустырь был завален деревянными ящиками, в центре стоял сарай, половину которого занимал сторож, карауливший ящики, а половину — кочегар, который топил котёл, чтобы сторож не замёрз. Причём топил он теми же ящиками, которые сторожил сторож». Получалась типично кафкианская история, впрочем, абсолютно свойственная советскому времени. Проработал в этом месте Цой совсем недолго. Туда набирали кочегаров на отопительный сезон. Скорее всего, история с этой первой кочегаркой длилась всего несколько месяцев. В самом начале 1985 года Цой, скорее всего, без сожаления, покинул это место работы.
Дом на Ветеранов, 99
Перед знаменитой Камчаткой было ещё одно промежуточное трудоустройство. Это баня № 19 Кировского района по адресу проспект Ветеранов, 89/2. Виктор жил неподалёку от этой бани, на Ветеранов, 99, что, вероятно, и оказалось решающим в выборе. Но чем должен был заниматься в бане Цой? Нет, ещё не кочегарка. Виктор работал мойщиком банного помещения. Уже упоминавшийся Сергей Фирсов вспоминает: «Работа занимала всего один час в день, но с десяти до одиннадцати вечера, что было крайне неудобно. Ему надо было срываться со всех концертов и тусовок и мчаться на Ветеранов, чтобы из шланга смывать листья от веников в этой треклятой бане». Сохранились воспоминания и Марианны Цой об этой работе: «Я несколько раз ходила ему помогать, могу заверить, что занятие это тошнотворное. К тому же, от каждодневных уборок в парилке у Вити стало побаливать сердце». Художник-митёк Дмитрий Шагин вспоминает, как Виктор просил его устроить в какую-нибудь кочегарку: «„Митя, как бы мне устроиться в котельную?“ А к тому времени у меня был стаж работы в котельных лет десять. То есть уже ветеран. Спрашиваю: „Кем ты сейчас работаешь?“ — „В бане уборщиком, из шланга полить, прибрать, всё такое“. Странная работа». Разговор этот состоялся в сентябре 1985 года. И на этом месте работы Виктор долго не задержался.
Наступает 1986 год, и с ним — самое известное в биографии Цоя место работы — котельная на тихой улице Блохина, в доме 15 на Петроградской стороне. Эта маленькая котельная, которая отапливала один-единственный дом женского общежития 1-го ремонтно-строительного треста Ленинграда. Общежитие находилось прямо над котельной. В первой половине 80-х это была обычная советская грязная кочегарка с пьющим и прогуливающим персоналом. Анатолий Соколков, начальник Камчатки, руководитель всех кочегаров в знаменитой котельной вспоминает:
«…Я начал работать в этой кочегарке в восемьдесят втором году. Здесь была обычная котельная с алкашами, достаточно мрачное, а в общем, обычное место, где работают наркоманы, гопота всякая. А потом так получилось, что я остался один в котельной — все поувольнялись. Тут как раз Фирсов стал искать себе работу — он до этого года два, наверно, не работал. Я говорю: приходи! Он пришел, смотрит: котельная как раз то, что ему надо. Фирсов и говорит: «Давай Витьку пригласим!» А Витька тогда работал спасателем на пляже — это летом было. Мы сходили к нему, поговорили. Он согласился. Только, говорит, лето доработаю, а в сентябре приду».
Но в 1986 году всё изменилось. Всё началось не с Цоя, а с других людей, имена которых мы сейчас назовём. Это уже упоминавшиеся Анатолий Соколков и Сергей Фирсов. Они - первые кочегары, которые принялись формировать коллектив из «своих». В основном этим занимался Фирсов. Именно он привёл Цоя, затем - Задерию и Башлачёва. Почти на 99% кочегары состояли из музыкантов. Собственно, Цой – третий из самых первых кочегаров Камчатки. То есть, смело можно сказать, что он - кадровый фундамент.
Двор котельной «Камчатка»
В разное время здесь работали: Анатолий Соколков, Сергей Фирсов, Виктор Цой, Святослав Задерия, Александр Башлачёв, художник Олег Котельников, Евгений Титов («АУ», «Народное ополчение»), Андрей Машнин, Виктор Бондарик («Аукыон»), Дмитрий Винниченко (группа «Токио»).
По поводу некоторых музыкантов ходят легенды. Например, Юрий Шевчук тоже хотел устроиться в эту котельную. Но, во-первых, у него с Цоем был некий конфликт — хотя при желании можно было развести график, во-вторых, возникли сомнения в физическом соответствии Юрия Юлиановича этой работе. Шевчука хотели взять, но кто-то из его друзей высказался о нём в том смысле, что он с лопатой вместе упадёт. В итоге его не взяли. Святослав Задерия был чужд физическому труду и долго в котельной не продержался. Басист «Кино» Игорь Тихомиров, вопреки своему желанию, не смог устроиться в эту котельную, так как играл в одной группе с Цоем. Пришлось бы «прогуливать» репетиции и концерты «Кино».
Двор котельной «Камчатка»
Виктор Цой пришёл в Камчатку осенью (скорее всего ноябрь) 1986 года и по мнению многих относился к работе весьма ответственно. Может показаться, что, приходя на работу, Цой сразу брался за гитару и только и делал, что пел и сочинял песни, но это вовсе не так. Работа была пыльная, грязная и тяжёлая. В летний период её было меньше, зимой забот прибавлялось. На улице у входа в котельную всегда была куча угля, зимой окаменелого. Для начала его следовало разбить ломом. Затем загрузить тележки и через специальное окно перекидать всё это в «угольную» — отдельное помещение для хранения угля. Котлы следовало очистить от старого шлака, затем закидывать в топку уголь с определённой периодичностью, поддерживая температуру. Сдавая смену следовало совершить почистить котлы, прибрать во всех помещениях — всё сдать в чистоте. Перед тем как официально устроиться в котельную требовалось, чтобы претендент окончил специальные курсы кочегаров, или официально «оператора котельной». Цой некоторое время посещал такие курсы, но так и не окончил. Анатолий Соколков вспоминает: «Самая смешная история была, когда их приняли на работу — его и еще несколько человек. Надо было ходить на курсы. Эти курсы начинались в девять утра. И они с Фирсовым поднимались в восемь, ездили на эти курсы, в итоге-то Фирсов получил удостоверение, а Витька — нет, потому что в последний момент у него какие-то гастроли начались, и он пропустил недели полторы. Ну, мы пошли туда, попытались что-то сделать, чтобы он получил удостоверение, но там… У него была такая особенность: он не мог общаться ни с каким начальством. Независимость натуры или еще что-то… Но это очень действовало на нервы всем начальникам. Ну, говорил там „да“, „нет“ — но нормально, не было никаких высокомерных жестов. Человек просто сидел, разговаривал, но сразу возникало неприятие — у тех людей, у которых много формализма в голове. Если бы я в той ситуации просто пошел один с нашей начальницей — хорошая была тетка, то было бы все нормально. Но мы пошли с Витькой, это подействовало им на нервы, и они просто наотрез отказались».
Сергей Фирсов, который, как и Цой, жил на Ветеранов, вспоминает эти походы на курсы: «Ездили каждый день к девяти утра. Встречались в восемь на Ветеранов в центре зала, мне-то с 3-го Интернационала было близко, а Витьке с Ветеранов не очень. Доезжали до Горьковской, а там на трамвае до Добролюбова. На курсах нам вдалбливали технику безопасности и ещё какую-то муру, в общем, было скучно. Зато часа в два мы уже сидели в котельне и думали, как бы провести денёк повеселее. Самое обидное, что всех, кто устраивался после нас, уже не на какие курсы не гоняли. После курсов заходили в распивочную на Добролюбова, съедали по сосиске, шли на Зверинскую, запивали кофе с пирожными. Из котельни ехали в Сайгон, там тусовались час-другой, потом в рок-клуб или на какой-то концерт, не скучали однако». Сергей Фирсов, возможно, несколько утрирует. Это описание не одного дня, а скорее собирательное времяпровождение.
По большому счёту, такая работа не вызывала у Цоя отторжения. Возможно, даже чем-то нравилась. До определённого момента, конечно. Дмитрий Шагин вспоминает: «Работа, не сказать, чтоб очень тяжёлая. Тем более что Цой был физически крепкий парень. Это довольно небольшая котельная, там стоят котлы-универсалы, тоже небольшие такие. <…> Цою в котельной нравилось. Он говорил: „Я людей отапливаю, тепло им даю“».
Официально рабочая смена длилась с девяти до девяти — сутки. Но это было неудобно. Приходишь со смены домой, и весь день скомкан. Тогда решили изменить график: с одиннадцати вечера до одиннадцати.
Вход в котельную «Камчатка»
График был гибкий. У всех, понятно, помимо работы свои дела имелись. У Цоя, чья группа стремительно набирала популярность, особенно. Надолго Виктор отлучался на съёмки «АССЫ», на гастроли… В это время за него работал кто-нибудь другой, потом Цой отрабатывал смены или просто платил за них.
Анатолий Соколков: «Как он работал? Вопрос очень сложный. Несмотря на то, что он был высокий, стройный, работать здесь всегда было очень тяжело. Грязно — всегда. Работа тяжелая, потому что, когда выгребали из котла шлак, там и сероводород, и всякие примеси, все это бьет в нос. Слава Задерий у нас быстренько отсюда смотался. Два-три раза почистил котел — и сразу тошнота. Желудок больной — это сразу сказывается. И сначала было, конечно, тяжело. Это естественно. У нас тут и Башлачев работал — тот, который вообще ни к какой работе не приспособлен, — и тот работал. А Витька втянулся очень быстро. Наверное, уже через месяц. Раньше как было — мы таскали шлак бачками. Накладываешь полный бачок шлака, несешь его двумя руками. А у Витьки уже какой-то профессионализм появился: два бачка, в каждой руке по бачку. Раньше шел — ноги подгибались, а потом смотрю, все нормально. У него даже грудная клетка после работы в котельной стала шире, я заметил. И чувствовал он себя здесь отлично — как рыба в воде. Потому что когда я работал здесь то все контакты начальства были только со мной. Я ни к кому никогда никого не подпускал. Масса была всяких конфликтов, которые приходились только на меня, то есть остальные в этом просто не участвовали. <…> Все претензии — ко мне. Кочегаров не надо трогать. В общем, в какой-то момент у нас сложилась хорошая команда. Ну, а потом уже началось: сначала он уехал на съемки „Ассы“, довольно долго его не было. Потом вернулся, некоторое время еще поработал и уволился…»
Инструментарий кочегара не ограничивался только лишь ломом и лопатой. К ним прибавлялась обычная авторучка или карандаш. Бюрократия проникла и в подвал за железной дверью. Каждую смену кочегар должен был вести журнал-ведомость. Ежечасно инструкция требовала записывать температуру воды за бортом. Таково было правило, но творческие люди неисправимы. Журнал они заполняли по-своему — писали туда всё, что угодно, кроме необходимого. Так эти журналы невольно стали ценным документом андеграунда 80-х. Там стихи, рисунки и автографы легендарных уже людей. За всё время работы Виктор Цой написал в журнале лишь четыре строчки:
Я лежу на диване
Гости отправились вон
Остановка мотора
Вряд ли нарушит мой сон
За четырнадцать лет работы котельной таких журналов набралось около сорока. Сейчас все они хранятся в клубе «Камчатка». Один такой журнал специально оставлен для посетителей. Там можно оставить и свою запись.
Интересным остаётся вопрос о творческом наследии Цоя в котельной. Какие именно песни он написал, пока там работал? С точностью сказать трудно. Сергей Фирсов называет две песни: «Следи за собой» и «В наших глазах». Кстати, последнюю песню Цой как раз исполняет в котельной в фильме «Рок».
Интересным остаётся вопрос о творческом наследии Цоя в котельной. Какие именно песни он написал, пока там работал? С точностью сказать трудно. Сергей Фирсов называет две песни: «Следи за собой» и «В наших глазах». Кстати, последнюю песню Цой как раз исполняет в котельной в фильме «Рок».
Вид из «Камчатки» во двор
Котельная «Камчатка» вмиг стала популярной после выхода на экраны фильмов, воспевших её — «Йя-Хха» Рашида Нугманова и «Рок» Алексея Учителя. Вместе с этим «Камчатка» приобрела некий ореол романтики. Эти фильмы, помимо прочего, ценны уже легендарными кадрами, где Цой разбивает ломом уголь на улице, перевозит его в тележке, закидывает в топку и поёт, разумеется. В окружении друзей, тоже легендарных. На плёнке рядом с Цоем появляется Башлачёв, Фирсов, Бугаев… Запечатлели кадры и обстановку самой котельной. Это сравнительно небольшое низкое помещение из трёх комнат: сразу напротив входа — три больших котла, слева — хранилище угля (угольная), справа — комната отдыха для кочегаров, святая святых. Комнатка эта имела маленькое окошко и минимум мебели. Обстановку Сергей Фирсов описывает так: «Бытовка была небольшая, метров восемь квадратных. Как входишь — справа было маленькое окошко, как бойница, на уровне асфальта во дворе. Под окошком стоял диван <…> да пара табуреток. Больше мебели не было. Слева была дверь в туалет, рядом раковина, за ней дверь в душ. В противоположной стене была маленькая дверь в небольшую комнатку, где стоял диван, мы её называли бутербродная. Первым делом мы переставили диван к дальней стене, он и сейчас там стоит. Под окошком сделали стол, притащили с помойки тумбочку, на неё поставили плитку. Справа от входа поставили кресло из того же бутика. Над креслом сделали полку, на неё поставили телевизор, чёрно-белый, естественно <…> Притащили пару магнитофонов, кассетный и бобинный, и начали работать».
Официально Виктор Цой проработал в котельной до 26 января 1988 года.
После трагического августа 1990 года «Камчатка» в миг стала объектом паломничества фанатов «Кино». Сюда ринулись многотысячные толпы молодых людей, которые буквально растаскивали на сувениры некогда безымянную котельную. Они тащили всё: уголь, детали от котлов, элементы одежды, даже не цоевской. Андрей Машнин, друг Цоя, который также работал в котельной, вспоминал, что рабочую одежду Виктора после его увольнения они сожгли в котле. Мол, кто же, знал?.. Иногда поклонникам, чтобы их утихомирить, они выдавали найденные в округе кроссовки и прочее, выдавая их за одежду Цоя.
История «Камчатки» закончилась в начале 1990-х. Наступили новые времена, и работа там потеряла тот смысл, который имел место в 80-х. Но сама котельная обогревала общежитие до начала 2000-го года. Затем здание подключили к центральному отоплению. Силами Сергея Фирсова и единомышленников в 2003 году удалось выкупить помещение котельной и превратить его в клуб клуб-музей «Камчатка». Этому предшествовал капитальный ремонт. Например, пожарная безопасность требовала, чтобы потолок имел определённую высоту. Поскольку сам потолок поднять не представлялось возможным, пришлось копать вниз. Сегодняшняя Камчатка чуть ниже прежней. Сергей, близкий друг Виктора Цоя, его коллега по котельной, — по сей день хранитель «Камчатки». Сегодня в её стенах проходят концерты, фоном постоянно звучит музыка «Кино». Почётный артефакт музея — знаменитая двенадцатиструнка Цоя. «Камчатка» жива и хранит память не только о Викторе Цое, но и о других поэтах, музыкантах и представителях питерского андеграунда 1980-х.
Команда проекта
Текст — Максим Иванов, редактура и фотографии — Ной Окаро.
Made on
Tilda