«И этим право заслужил на свой бессмертный миг»…

02 СЕНТЯБРЯ 2024 / Елена Скородумова

Самуил Маршак: право на бессмертный миг

В ноябре исполняется 135 лет со дня рождения Самуила Маршака. Есть и ещё одна дата, печальная: в нынешнем году — 85 лет с начала «разгрома „Детгиза“».

Поэт, прозаик, переводчик, редактор Самуил Маршак шёл по жизни прямо, наперекор невзгодам. Вспоминая время, проведённое рядом с Самуилом Маршаком в пору их молодости, писатель Корней Чуковский заметил: «Когда мы проходили по улице, у меня было странное чувство, что, если бы сию минуту на него наскочил грузовик, грузовик разлетелся бы вдребезги, а Маршак как ни в чём не бывало продолжал бы свой стремительный путь — прямо, грудью вперёд, напролом».

В ноябре исполняется 135 лет со дня рождения Самуила Маршака. Есть и ещё одна дата, печальная: в нынешнем году — 85 лет с начала событий, получивших в запутанной истории литературы ХХ века название «разгром „Детгиза“» — прославленного издательства, которым руководил Самуил Маршак. О том, как непросто было в тех нечеловеческих условиях жить, работать и оставаться человеком, мы побеседовали с известным литературным критиком Евгенией Петровной Щегловой.

Евгения Петровна Щеглова

литературный критик

Евгения Щеглова закончила заочное отделение журналистики Ленфилиала Московского полиграфического института. Автор сборника критических статей, эссе и рецензий «Нынче всё наоборот» (2010). Автор книги «Страсти по Антихристу: былое и настоящее современной литературы» (2013).

С 1999 года — главный редактор Российского института истории искусств. Обозреватель журнала «Континент».

Евгения Петровна — инициатор установки табличек проекта «Последний адрес» на домах расстрелянных литераторов. Табличку «Последний адрес» установили в Санкт-Петербурге на фасаде дома на улице Куйбышева, где жил писатель, журналист Сергей Безбородов. Ещё одну табличку установили в доме на углу улицы Союза Печатников и Минского переулка. Здесь жила писательница Раиса Васильева.

Евгения Петровна Щеглова

литературный критик

— Вы — автор десятков статей, работ, посвящённых «Лендетиздату» (с 1933 года — «Детгиз»), его сотрудникам. Занимаетесь этой темой почти полвека. Многое делаете для сохранения памяти писателей. Удалось ли вам понять, почему вдруг вся сила государственного гнева обрушилась на ленинградское детское издательство?

— Ответ на этот вопрос пытались найти сами уцелевшие детгизовцы, их родные, а после — исследователи, историки и все, кого волнует судьба пострадавших талантливых литераторов.

Первой арестовали писательницу Раису Васильеву. Это случилось вскоре после убийства Сергея Кирова. А потом, как будто лавина понеслась, — взяли Григория Белых, который вместе с Алексеем Еремеевым (Л. Пантелеевым) написал знаменитую книгу «Республика ШКИД». Весной 1937 года за решёткой оказались редактор Кирилл Шавров и писатель Тэки Одулок. Летом 1937 схватили поэта и сотрудника популярного журнала «Чиж» Николая Олейникова. В сентябре в НКВД попали писатель Сергей Безбородов, Николай Константинов (настоящее имя — Константин Николаевич Боголюбов), директор Дома детской литературы при «Детгизе» Абрам Серебрянников, редакторы Тамара Габбе и Александра Любарская. Затем арестовали поэтов Николая Заболоцкого, Александра Введенского, Даниила Хармса.

Писатель очень не любил, когда его псевдоним расшифровывали, потому что расшифровывается он не «Леонид», а «Лёнька». И даже не просто не любил — возмущался. Лёнькой Пантелеевым его прозвали в ШКИДе, в память об этом он и взял псевдоним.

Александра Любарская. Фото: архив Е. П. Щегловой

Никаких закономерностей. Всё — случайный выбор. Судьбы? Провидения? Неведомо. Осенью 1937 года Самуил Маршак вернулся из отпуска, а его редакции, многих любимых учеников и воспитанников нет. Александра Любарская, с которой мне довелось общаться много лет, была убеждена, что «бессмысленно задаваться вопросом, почему кого-то арестовали, а кого-то „не тронули". Тайфун не разбирает, какой посёлок или город снести, смыть с лица земли. Большой террор тоже не разбирает. Но, в отличие от тайфуна, он уничтожает и людей, и целые народы, и науку, и искусство, и культуру». Она считала, причина была одна — вокруг редакции собралось очень много талантливых людей. А тех, кто у власти, большой талант всегда страшит.

— Когда начал раскручиваться маховик репрессий, могли ли арестовать Маршака или он был слишком заметной личностью?

— Конечно, могли. Тут и сомнений никаких. В ноябре 1937 он был на волосок от гибели. Его жена, придя со страшного собрания в Союзе писателей, точнее, общественного судилища, не выдержав напряжения, кричала: «Мы все погибли! Нас всех арестуют!»

А что личность заметная… Не заметной личностью разве был маршал Михаил Тухачевский? Или писатель Исаак Бабель? Или комсомольский вождь Александр Косарев? Заметная личность — для палачей самый смак. Огромное удовольствие: ты — вот кто, а я тебя — на дыбу. Маршак уцелел чудом. Во многом это лотерея. Известно, что Самуил Яковлевич был в расстрельном списке, но Иосиф Сталин вычеркнул его фамилию со словами «Маршак — хороший детский писатель».

— Самуил Яковлевич в те дни смог добиться встречи с генеральным прокурором Андреем Вышинским, просил его освободить сотрудников издательства Александру Любарскую и Тамару Габбе. Так разговаривал с ним, что тот пригрозил: «Вы вообще представляете, на кого и в каком кабинете кричите?» И всё же позже в адрес Маршака нередко звучали обвинения в том, что он недостаточно сделал для того, чтобы защитить своих. Что вы думаете на этот счёт?

— Беда в том, что мы сегодня попросту не представляем себе всего того ужаса, который висел тогда буквально над каждым. С государственным – давящим всё и вся – террором не сравнится ничто. Идти против – всё равно, что пытаться остановить голыми руками мчащийся локомотив. То, что Маршак сделал для своих ближайших друзей, – в той обстановке несомненный подвиг. Люди тогда боялись слово сказать, кашлянуть не вовремя, улыбнуться не по делу. А уж идти просить за арестованных… Маршак пытался заступиться и за Раису Васильеву, талантливейшую писательницу, которую, как я говорила, арестовали еще в 1934, и за «шкидца» Григория Белых. Они оба, тем не менее, погибли. Всё это тайны нашей страшноватой истории.

Редактор издательства Александра Любарская вспоминала о том самом собрании в Доме писателя 11 ноября 1937 года, «когда был вынесен приговор всем арестованным — писателям и редакторам. (…) Только три человека на этом собрании не изменили ни себе, ни брошенным в тюрьму товарищам. Это Маршак, ни единым словом не отказавшийся от своих учеников. Это писательница Лидия Будогоская… Это муж Тамары Григорьевны Габбе — Иосиф Израилевич Гинзбург». От Маршака требовали, чтобы своих учеников он назвал врагами народа. Самуил Яковлевич этого не сделал. Что тут можно добавить?

Переезд Маршака в 1938 году из Ленинграда в Москву был отчаянным решением. Доктор исторических наук, известный учёный Даниил Альшиц вспоминал последнюю ленинградскую встречу с Самуилом Маршаком. Даниил Альшиц был тогда студентом второго курса Ленинградского университета. Они жили в одном доме на улице Пестеля.

Даниил Натанович писал: «Я вошёл и остолбенел. Знакомый кабинет был неузнаваем. Собственно говоря, никакого кабинета и не было. Не было ни письменного стола, ни книг, ни картин, ни настольной лампы, ни кресел, ни портьер. Не было ничего. Солнце освещало совершенно пустые стены, на обоях выделялись светлые прямоугольники разных размеров, напоминавшие, что на этих местах висели картины. «Переезжаем в Москву, — пояснил Самуил Маршак. — Софья Михайловна и мальчики уже уехали. А я вот жду грузовик. Так сказать, замыкаю колонну».

В редакции детских книг Ленгосиздата. Слева направо: Н. М. Олейников, В. В. Лебедев, З. И. Лилина, С. Я. Маршак, Е. Л. Шварц, Б. С. Житков. 1926 г. Источник фото: Набор фотооткрыток «С. Маршак». Москва, 1977

Если человек, над которым уже занесён меч, внезапно уезжал (если было куда), то чаще всего его по каким-то причинам не преследовали. Поди найди тут логику.

Что же касается Ленинграда, то думаю, Маршаку было бы непросто оставаться в городе. Работать в окружении людей, только что втаптывавших его в грязь… Немыслимо. Да ведь и партийно-литературное начальство никуда не уехало, сидело в тех же креслах.

— Общался ли Маршак позже со своими бывшими коллегами по «Детгизу»?

— Простить тех, кто его предавал в те годы, он не смог, хотя попытки восстановить хорошие отношения со стороны некоторых и были.

Николай Григорьев вскоре после войны обратился к Маршаку — просил помочь обосноваться в Ленинграде. Назвал свою позорную роль в гибели редакции «небольшими неприятностями». Прямо так и написал Маршаку.

Константин Золотовский, бывший водолаз и не самый талантливый писатель, просто лез напролом: они, редакторы, «заварили эту кашу» (то есть написали за меня книгу), так пусть тащат меня и дальше.

Не секрет ведь, что Маршак не только дорабатывал, а частенько писал сам за иных детгизовских авторов, чего уж греха таить. К слову, в воспоминаниях его соратники писали, как остроумно высказывался Маршак о некоторых рукописях: «Здесь и заварка, и кипяток, и сахар с лимоном — всё от редакции, авторская — только вода».

Случалось, Маршак ошибался в людях. И ввёл в литературу немало людей малодаровитых, но мстительных, которые едва его не погубили в 1937. А таланты Маршак любил по-настоящему. И действительно как с писаной торбой носился с человеком, у которого обнаруживал дарование.

А. М. Горький и С. Я. Маршак. Крым. Тессели, февраль 1936 г. Источник фото: «Жизнь и творчество Маршака». — М.: Детская литература, 1975

— Вам приходилось не только общаться, но и дружить с сотрудниками «Детгиза». Как они отзывались о Маршаке?

— Наверное, я последняя, кто сегодня вживе помнит Лидию Будогоскую, Александру Любарскую, Лидию Чуковскую. С Александрой Иосифовной Любарской и Лидией Корнеевной Чуковской познакомилась после окончания института, в конце семидесятых, когда собиралась писать диссертацию о «Лендетиздате».

Когда мы впервые встретились с Любарской, отсидевшей в тюрьме полтора года, она начала рассказывать, как всё происходило в издательстве, я вышла от неё в таком потрясении, что прошла пешком полгорода.

Знаю, что очень преданно к Маршаку относилась Лидия Корнеевна Чуковская, как и его другие три «музы» — Тамара Габбе, Зоя Задунайская, Александра Любарская. И Чуковская, и Любарская любили его и как редактора, и как детского поэта. Не скажу «взрослого» — к его лирике я и сама отношусь неоднозначно. А вот те писатели, за кого он писал, до конца своих дней сетовали, что Маршак мало ценил их индивидуальность. При этом издавали книги именно в маршаковской редактуре!

— Евгения Петровна, как Маршаку жилось в Москве?

— Хоть в Москве, хоть в Ленинграде — Маршак был и оставался писателем крупным, к кому обратиться за стихами, статьёй — было для издателей честью. С уважением относился к нему Александр Твардовский, он часто печатал его в своём «Новом мире».

Но в конце сороковых Самуилу Яковлевичу вновь пришлось многое пережить. Бывший главный редактор московского «Детгиза» Борис Исаакович Камир когда-то написал статью «Черные дни в жизни Маршака». В ней подробно рассказано, как «борцы с космополитизмом» Анатолий Софронов и его команда ополчились на детских писателей.

Государство действовало через прессу. Маршак возглавлял Комиссию по детской литературе Союза писателей. И в «Учительской газете» в 1949 году появился пасквиль, вся суть которого сводилась к одному — «…с особой пристальностью следует приглядываться… к попыткам в отдельных случаях столкнуть её (детскую литературу — прим. ред.) на враждебный нам путь космополитизма и гурманского эстетства». Маршаку не раз звонили, угрожали… Для него вопрос гонений на евреев был крайне болезненным.

Так что жилось ему непросто. Не в плане материальном, конечно. Времена были в политическом плане не столь трагические, сталинщина вроде бы осталась в прошлом. Да не совсем. И спасался он только работой, беспрестанной, каждодневной…

Я думал, чувствовал, я жил
И всё, что мог, постиг,
И этим право заслужил
На свой бессмертный миг.

октябрь 1963

— Неслучайно его ученики, вспоминая ещё ленинградскую редакцию, говорили: «Когда приходит Маршак, рукописи сами начинают шевелиться…»

— И он умел заражать других своим необыкновенным трудолюбием! Знаете, явление культуры под условным названием «Самуил Маршак» — это ведь целый мир, полный литературы и искусства, поскольку Маршак будто бы целиком из них состоял. Для него жизнь без классики, без народных песен, без фольклора, без книг, без общения с талантливыми людьми — не существовала. Редчайший случай. Думаю, сейчас нет у нас таких людей.

Когда-то к Маршаку, можно сказать, «на поклонение» ездили самые известные писатели, он был своего рода Меккой литературно одарённых людей. И он царил в этой атмосфере, начиная с 20-х годов, когда собирал вокруг журнала «Воробей» (потом — «Новый Робинзон») будущих детских писателей. И при этом — никакого чванства, хотя своё место в литературе он, безусловно, осознавал. Правда, то был расцвет нашей литературоцентричности, которая сейчас, увы, растворилась в массовой культуре.

Некоторые обвиняли Маршака в конформизме. Он и в самом деле писал что-то во славу советской власти. И нередко. Но то, что помимо этого все годы делал Маршак — и так на пределе возможного. Он ведь одним из первых принял с восторгом солженицынского «Ивана Денисовича», даже написал о нём статью в «Правде». И не побоялся публично вступиться за арестованного поэта Иосифа Бродского, это ведь тоже было нелегко. Самуил Яковлевич вместе с Корнеем Чуковским отправили в суд телеграмму: «Бродский — талантливый поэт, умелый и трудолюбивый переводчик. Мы просим суд учесть наше мнение об одарённости и работе этого молодого человека».

С. Я. Маршак на встрече в Доме учёных. Справа — английский критик Айвор Монтегю с супругой, слева — цейлонский писатель Мохиддин. Москва, 1957 г. Источник фото: «Жизнь и творчество Маршака». — М.: Детская литература, 1975

— В начале минувшего лета по инициативе Российского еврейского конгресса и при поддержке Мосгордумы, мэра Москвы Сергея Собянина в Москве появился долгожданный памятник Самуилу Яковлевичу. Монумент установили на Лялиной площади, потому что рядом с этим местом, на улице Земляной Вал (бывшая улица Чкалова), в доме 14/16, в квартире № 113 с 1938 по 1964 год жил Самуил Маршак…

— И это замечательно. Маршак был первым настоящим поэтом, подчёркиваю — настоящим, который почти всё своё творчество отдал детям. Он, в сущности, создал целую библиотеку для детей, разножанровую, чрезвычайно богатую. Писатель Борис Ивантер неслучайно когда-то назвал его «живым университетом детской литературы».

Читать его стихи для детей — огромное наслаждение, какие бы времена на дворе не стояли. Разве устареет «Рассеянный с улицы Бассейной»? Или «Детки в клетке»? (Про «Мистера Твистера» умолчу — дань времени, что поделать). И переводчиком Самуил Яковлевич был талантливым.

Бесконечная преданность искусству. Эталонность русской речи (это не мои слова — так Александр Твардовский о нём говорил). Нравственная сила личности — она ведь видна сквозь все его стихотворные строчки.

Команда проекта

Слова Елены Скородумовой, фотографии из архива Евгении Петровны Щегловой и открытых источников, верстка Ноя Окаро и Кристины Фатиной.