Восемь крохотных кусочков берёзовой коры, связанных обычной бечёвкой. Длина одного листа — восемь сантиметров, ширина — семь. Толщина страницы — 0,5 мм. На лицевой стороне шести из них чернилами аккуратно выведены строки стихотворений. Первый лист – обложка, по диагонали него надпись: «А. Ахматова». Внизу подпись — «Дорогому...», а дальше неразборчиво.

Автор книжки — Дора Самойловна Гусман, тётя Александра Глезера. В 1937 году, во времена ежовщины она, в числе многих соотечественников, стала узницей ГУЛАГа. По словам Глезера, её арестовали за то, что она была женой расстрелянного «врага народа».

Условия лагерной жизни были невыносимыми. Камеры — грязные и переполненные, узники постоянно недоедали и недосыпали, но при этом трудились в шахтах по 12 часов в день. Многие не выдерживали ужасов действительности, теряли рассудок и память. Другие же находили силы в искусстве.

Выручала литература. Она была не только развлечением, но и попыткой эскапизма. Однако в лагеря не разрешали брать «безыдейную», то есть аполитичную, литературу. Чтобы обойти запрет, заключённые проносили любимые книги в своей памяти.

В такой обстановке появление берестяного издания кажется закономерным. Именно поэтому Дора Самойловна Гусман на бересте запишет самые ранние, простые и печально-светлые стихи Ахматовой о любви. Уже после реабилитации, она говорила, что именно эти строки помогли ей выжить и остаться в здравом уме.

Нет точных сведений, почему материалом для книжки стала именно береста. Можно предположить, что где-то недалеко от барака росла берёза, с которой заключённой и удалось незаметно срезать кору. Сборник стихов она намеренно сделала маленьким — чтобы было легко прятать. Ведь книжицу в любой момент могли отобрать и уничтожить, а её хозяйку — избить.

Берестяная книга — это диалог между поэтом и читателем. Записывая стихотворения по памяти, создательница берестяного сборника стала их соавтором. Во многих стихах изменены слова, где-то — другая строфика. Дора Самойловна Гусман последовательно отказывается от инверсии и других сложных конструкций. Все эти изменения можно объяснить тем, что автор сборника, сохраняя содержание стихотворения, переделывала его форму так, чтобы для неё оно казалось близким.

Стихотворение в самиздатовском сборнике разделено не на двустишия, а на четверостишия. Объединив четыре строчки в одну строфу, Дора Самойловна Гусман не просто сместила акценты, она создала новое, более мрачное звучание стихотворения, как в интонационном, так и в смысловом плане, сохранив при этом его главную идею.

Особенности интерпретации видны и в путанице слов в четвёртой и пятой строке. Эпитет «спокойно» был заменён на словосочетание «с охоты». Дора Самойловна Гусман пережила расстрел мужа, поэтому спокойное сообщение о смерти могло отличаться от её личного понимания стихотворения. Словом «охота», оставшимся в памяти уже из следующей строки, она заполнила пропуск. На его месте появилось слово «труп», которое меняет настрой, делает стих более суровым и отчаянным. «Сероглазый король» в берестяной книге не дописан до конца: он обрывается на полуфразе «в серые глазки...». Возможно, содержание стихотворения вызвало у заключённой тягостные воспоминания, поэтому стих остался недописанным. Алёна Алексеевна Сугоровская отмечает, что несмотря на все изменения, «сама суть и сам смысл» стихотворений сохраняются.

Ещё в 1937 году Дора Самойловна Гусман передала книжку в Баку своей сестре, матери Александра Глезера. Берестяная книга была весточкой о том, что она жива и не сломилась в «сталинской мясорубке».

Сам же Александр Глезер обнаружил книгу спустя 28 лет, летом 1965 года «в маминых бумагах на дне какого-то ящика». Узнав историю «книжицы», Глезер 14 августа того же года поместил её фотографию в журнал «Уфимец» с подписью: «Тираж этой книги — один экземпляр. И "отпечатана" она не на бумаге, а на берёзовой коре». Рассказывать о том, где именно этот берестяной сборник был «отпечатан» было нельзя — в те времена ещё существовал негласный запрет на упоминание сталинских лагерей. Через два месяца, уже в Москве, Александр Глезер показал газету сотруднице журнала «Знамя» Галине Корниловой, а та передала её Ахматовой, с которой была хорошо знакома. Анна Андреевна захотела увидеть книжицу в оригинале, и попросила о встрече с Глезером.

Так берестяное издание оказалось у Ахматовой. Она с большим трепетом относилась к крохотной книжке, хранила её в специальной коробочке, устланной ватой, и часто показывала гостям — об этом вспоминали многие знакомые Ахматовой, в том числе и Георгий Глекин. Он рассказывал, как на одной из встреч Ахматова показала ему экземпляр газеты, в которой была заметка о «берестяном издании», а затем достала «жестяную коробочку из-под монпансье, где на вате бережно хранилось это берестяное чудо...». Сборник из бересты вспоминает и Лидия Чуковская: «У Анны Андреевны две радости нынче: первая радость — книжка из берёзовой коры, прошитая верёвкой. На коре выцарапаны её стихи: «Двадцать первое. Ночь. Понедельник». Светлое это чудо привёз ей кто-то из лагеря... Чудо Анна Андреевна положила мне в раскрытые ладони, а я не то что перелистывать, я дохнуть не смела — но она и не дала, вынула мгновенно у меня из рук и положила в особую коробочку, устланную ватой».

Главное — Ахматова успела увидеть «берестяное чудо» и оценить его по достоинству. Книгу ей подарили в начале ноября 1965 года, 9 ноября того же года у Анны Андреевны произошёл очередной инфаркт, и её положили в Боткинскую больницу, где она пробыла 3 месяца, до 19 февраля 1966 года. Но о берестяной книге всё это время помнила, потому что 31 декабря 1965 года сделала в своей записной книжке пометку: «Издание на берёзовой коре (Уфа, «Комсомольская газета»)». Название газеты указано неверно, но «издание» из бересты в Уфе было только одно. Уже 5 марта Анна Ахматова скончалась в Домодедове от сердечной недостаточности.

Берестяная книга – доказательство того, что строки, названные в постановлении ЦК ВКП(б) «чуждыми народу», могут быть настолько любимы представителями этого же народа, что люди готовы переписывать и перечитывать их в самых экстремальных условиях.